Над таверной «Уютная нора», что стоит посредине Третьего Обманного переулка квартала Нарикано, висела непривычная тишина. Ни развеселых воплей и громогласных песен до утра, ни драк, ни звона оружия. Точно все вымерли.

Зоркие глаза обитателей соседних домов заметили, как утром таверну покинули очень озабоченный рыжий парень со своей подружкой, направившись куда-то в сторону закатных кварталов.

Вскоре они вернулись, приведя с собой лекаря. И не какого-нибудь завалящего знахаря, не могущего толком излечить даже простейшую головную боль, а самого Шанталя Кофийца, который за порог не выйдет, прежде чем не вытянет из скорбящих родственников возможного пациента десяток серебряных монет.

Шанталь, сухопарый старик желчного вида, прибыл на громыхающей повозке, сопровождаемый парой учеников. Они столь преданно взирали на своего наставника, будто боялись пропустить миг, когда он изволит поведать им какое-нибудь божественное откровение. Еще ученики таскали за почтенным Шанталем огромные ящики со всяческими снадобьями, обтянутые кожей и сукном, бегали по его поручениям и якобы набирались опыта.

– Это что, шутка? – холодно осведомился господин лекарь, поднявшись на второй этаж «Норы» и осмотрев больного. Постояльцы толпились у дверей, наступая друг другу на ноги и нетерпеливо ожидая приговора. В комнату лекарь позволил войти только ученикам, Ферузе и Лорне. – Или вы меня с кем-то спутали? Тогда позвольте вас заверить, молодые люди: воскрешением покойников я не занимаюсь. Если вам так дорог ваш приятель, попробуйте обратиться к некромантам. Авось, что получится.

– Он не мертвый, – упрямо возразила Лорна.

– У этого человека сломано по меньшей мере три ребра, не говоря о многочисленных ушибах, – въедливо начал перечислять Шанталь. – Я даже не берусь предположить, в какую кашу превращены его внутренности. Совершенно отнялись кисти рук и ног. Вдобавок он опоен неизвестным мне зельем, почти не дышит и вряд ли придет в сознание. Возможно, у тех, кто это сделал, имелось какое-то противоядие, однако я таковым не располагаю, – он, нахмурясь, посмотрел на побледневшую Ферузу и чуть помягче добавил: – Это ваш друг? Мне очень жаль. Он не выживет. В лучшем случае превратится в растение. Я могу…

– Благодарю, почтеннейший, – не дослушав, перебила туранка и поклонилась лекарю. – Чтобы позволить оборвать человеческую жизнь, я должна убедиться, что иного выхода нет.

– Как угодно, как угодно, – Шанталь Кофиец махнул подопечным тонкой рукой, похожей на сухую ветку, и заковылял вниз по ступенькам. Хисс догнал его у дверей, протянул уговоренную плату – четыре золотых. Пожевав губами, лекарь забрал один кругляш и сердитым шепотом проскрипел:

– Скажи этой девице, чтобы не носилась со зряшными надеждами. Спасти ее любимчика может только чудо. На которое в нашем забытом богами городишке трудно рассчитывать.

Произнеся сие мрачное пророчество, лекарь забрался в повозку и с достоинством отбыл. Хисс вернулся обратно, грустно размышляя о том, что небольшое чудо сейчас здорово помогло бы не только пребывающему на грани жизни и смерти Аластору, но и упрятанному в Алронг Малышу. До наступления начала церемонии на Воловьей площади оставалось не больше двух ударов колокола.

– Он сказал, что надеяться бессмысленно, – Феруза опередила готовую вырваться у Хисса спасительную ложь. – Наверное, он прав. Но я все равно буду верить. Скажешь, глупо?

Девушка осторожно вытерла мокрой тканью лицо лежавшего на постели человека. Хисс отвел взгляд – смотреть лишний раз на то, что еще недавно звалось Аластором, ему совершенно не хотелось.

Он промямлил нечто сочувственное и задом выбрался в коридор. Хорошо бы разыскать Альбриха и учинить над ним что-нибудь эдакое. Чтобы лысый коротышка до конца дней своих запомнил, сколь опасно связываться с людьми.

Общество расположилось в зале, напиваясь за хозяйский счет и предаваясь унынию. После пятой кружки крепчайшего бритунийского пива, варимого Лорной по собственному рецепту, тщательно скрываемому от конкурентов, Райгарх, слегка пошатываясь, воздвигся над столом и провозгласил:

– Кто как хочет, а я иду туда! Парень должен увидеть хоть одну знакомую рожу!

– Вовсе незачем так орать, – скривился Джай.

– Я тоже пойду, – робко сказал Ши. – Вдруг…

– Вдруг с небес ударит молния и ухлопает палача, – раздраженно проговорила Лорна, старательно ни на кого не глядя. – Я останусь. Кому-то надо присмотреть за трактиром… и за Ферузой. Кэрли, послушай доброго совета – сиди здесь. Помочь ты ничем не сможешь, только расстроишься.

Кэрли, все утро хлюпавшая носом, ткнулась головой в колени и заревела. Хисс попытался ее утешить, но добился прямо противоположного. Его обычно легкомысленная напарница рыдала в голос, стучала кулаками по столу и, икая, требовала, чтобы Малыша спасли. Угомонилась она только после того, как тавернщица грозно прикрикнула на нее и отвесила подзатыльник.

Поглазеть на действо, разворачивающееся под стенами Мышеловки, пожаловало гораздо больше народу, нежели обычно. Дабы избежать толкотни и непременно связанных с ней грабежей и драк, городская стража выставила патрули и перекрыла рогатками три ведущие на площадь улицы. Опоздавших заворачивали обратно, пропуская лишь тех, кто производил благоприятное впечатление, не представлял опасности или мог подкинуть вечно нуждающимся стражникам монетку-другую.

Компанию из «Норы», мирно подошедшую к ограде, немедля попросили удалиться. Десятник стражи откровенно заявил, что подобных головорезов велено гнать в три шеи и даже близко не подпускать к площади. Райгарх начал спорить, Ши вполголоса заверил, что знает, как попасть на Воловью через подвалы окрестных домов… Конец бесплодным разговорам положил Джай, перебросив стражнику еле слышно звякнувший мешочек. У караульных мгновенно приключилась куриная слепота, и четверка беспрепятственно проникла туда, куда стремилась.

Они слегка опоздали – мрачное увеселение уже началось. В пяти петлях виселицы, называемой Тетушка Амона, отплясывали, постепенно затихая, неудачливые грабители.

Следующую пятерку только что загнали на помост соседки почтенной Тетушки, Подлизы Кералы, и расставляли по местам, набрасывая тяжелые пеньковые воротники с узлами. Кого-то волокли к Креслу Душителей, а он брыкался, вопил и пытался укусить стражников. Мерно колыхавшаяся толпа зрителей отвечала на метания приговоренного добродушным смехом и ободряющими выкриками.

Хисс углядел деловито пробирающуюся через скопление зевак торговку с полным лотком пирожков и мигом оказался возле нее. Возвратился с десятком булочек, начиненных курятиной, и утешительной новостью – Малыша или кого-нибудь, похожего на него, еще не выводили.

– Есть здравые предложения? – Рыжий откусил кусок хрустящего пирожка и вопросительно глянул на приятелей. – Говорю сразу – мне в голову не приходит ничего путного.

– Подобраться к самому помосту, дождаться Малыша, выскочить, разогнать стражу… – вяло начал Райгарх и перебил сам себя: – Не выгорит. Схватят раньше, чем успеем отойти хотя бы на десяток шагов. Сами загремим на постой к Пеньковой Тетушке.

– Хисс, а твой знакомый из Ямы не мог соврать или ошибаться? – Джай тоже позаимствовал из промасленного кулька пирожок. – Вдруг мы зря всполошились?

– Все может быть, – философски ответил Хисс. – Но, согласись, Малыш достаточно необычен даже для нашего городка, чтобы спутать его с кем-либо.

Надрывающийся глашатай, в чьи обязанности входило чтение приговоров, проорал нечто невнятное, но призванное звучать устрашающе, и махнул свитком, украшенным целой гроздью привешенных на шнурках печатей. Толпа оживилась, в ней возникли водовороты и завихрения, устремившиеся к возвышению с колодой, прозванной Трухлявым Пнем.

– Бот и Подношение началось, – заметил Ши и тревожно осведомился: – Вы придумали что-нибудь толковое?

Никто не отозвался. Хисс подавился недожеванной булочкой и закашлялся.